Двадцать лет спустя - Страница 88

К оглавлению

88

– Брусель! Сообщите о Бруселе! – кричала толпа. – Как здоровье Бруселя?

Коадъютор подошел к окну. При виде его толпа умолкла.

– Друзья мои, успокойтесь! – крикнул он. – Господин Брусель вне опасности. Но он серьезно ранен и нуждается в покое.

Тотчас же на улице раздался крик: «Да здравствует Брусель! Да здравствует коадъютор!»

Господин де Лонгвиль почувствовал ревность и тоже подошел к окну.

– Да здравствует Лонгвиль! – закричали в толпе.

– Друзья мои, – сказал герцог, делая приветственный знак рукой, – разойдитесь с миром. Не нужно таким беспорядком радовать наших врагов.

– Хорошо сказано, господин герцог, – сказал Брусель, – вот настоящая французская речь.

– Да, господа парижане, – произнес принц де Конти, тоже подходя к окну за своей долей приветствий. – Господин Брусель просит вас разойтись. К тому же ему необходим покой, и шум может повредить ему.

– Да здравствует принц де Конти! – кричала толпа.

Принц поклонился.

Все три посетителя простились с советником, и толпа, которую они распустили именем Бруселя, отправилась их провожать. Они достигли уже набережной, а Брусель с постели все еще кланялся им вслед.

Старая служанка была поражена всем происшедшим и смотрела на хозяина с обожанием. Советник вырос в ее глазах на целый фут.

– Вот что значит служить своей стране по совести, – удовлетворенно заметил Брусель.

Врачи после часового совещания предписали класть на ушибленные места примочки из соленой воды.

Весь день к дому подъезжала карета за каретой. Это была настоящая процессия. Вся Фронда расписалась у Бруселя.

– Какой триумф, отец мой! – восклицал юный сын советника. Он не понимал истинных причин, толкавших этих людей к его отцу, и принимал всерьез всю эту демонстрацию.

– Увы, мой милый Жак, – сказал Брусель, – боюсь, как бы не пришлось слишком дорого заплатить за этот триумф. Наверняка господин Мазарини составляет сейчас список огорчений, доставленных ему по моей милости, и предъявит мне счет.

Фрике вернулся за полночь: он никак не мог разыскать врача.

Глава XXX
Четверо друзей готовятся к встрече

– Ну что? – спросил Портос, сидевший во дворе гостиницы «Козочка», у д’Артаньяна, который возвратился из Пале-Рояля с вытянутой и угрюмой физиономией. – Он дурно вас принял, дорогой д’Артаньян?

– Конечно, дурно. Положительно, это просто скотина! Что вы там едите, Портос?

– Как видите, макаю печенье в испанское вино. Советую и вам делать то же.

– Вы правы. Жемблу, стакан!

Слуга, названный этим звучным именем, подал стакан, и д’Артаньян уселся возле своего друга.

– Как же это было?

– Черт! Вы понимаете, что выбирать выражения не приходилось. Я вошел, он косо на меня посмотрел, я пожал плечами и сказал ему: «Ну, монсеньор, мы оказались слабее». – «Да, я это знаю, расскажите подробности». Вы понимаете, Портос, я не мог рассказать детали, не называя наших друзей; а назвать их – значило их погубить.

«Еще бы! Монсеньор, – сказал я, – их было пятьдесят, а нас только двое». – «Да, – ответил он, – но это не помешало вам обменяться выстрелами, как я слышал». – «Как с той, так и с другой стороны потратили немного пороху, вот и все». – «А шпаги тоже увидели дневной свет?» – «Вы хотите сказать, монсеньор, ночную тьму?» – ответил я. «Так, – продолжал кардинал, – я считал вас гасконцем, дорогой мой». – «Я гасконец, только когда мне везет, монсеньор». Этот ответ, как видно, ему понравился: он рассмеялся. «Впредь мне наука, – сказал он, – давать своим гвардейцам лошадей получше. Если бы они поспели за вами и каждый из них сделал бы столько, сколько вы и ваш друг, – вы сдержали бы слово и доставили бы мне его живым или мертвым».

– Ну что ж, мне кажется, это неплохо, – заметил Портос.

– Ах, боже мой, конечно, нет, дорогой мой. Но как это было сказано! Просто невероятно, – перебил он свой рассказ, – сколько это печенье поглощает вина. Настоящая губка! Жемблу, еще бутылку!

Поспешность, с которой была принесена бутылка, свидетельствовала об уважении, которым пользовался д’Артаньян в заведении.

Он продолжал:

– Я уже уходил, как он опять подозвал меня и спросил: «У вас три лошади были убиты и загнаны?» – «Да, монсеньор». – «Сколько они стоят?»

– Что же, это, по-моему, похвальное намерение, – заметил Портос.

– Тысячу пистолей, – ответил я.

– Тысячу пистолей! – вскричал Портос. – О, это чересчур, и если он знает толк в лошадях, он должен был торговаться.

– Уверяю вас, ему этого очень хотелось, этому скряге. Он подскочил на месте и впился в меня глазами. Я тоже посмотрел на него. Тогда он понял и, сунув руку в ящик, вытащил оттуда билеты Лионского банка.

– На тысячу пистолей?

– Ровно на тысячу, этакий скряга, ни на пистоль больше.

– И они при вас?

– Вот они.

– Честное слово, по-моему, он поступил как порядочный человек, – сказал Портос.

– Как порядочный человек? С людьми, которые не только рисковали из-за него своей шкурой, но еще оказали ему большую услугу!

– Большую услугу, какую же? – спросил Портос.

– Еще бы, я, кажется, задавил ему одного парламентского советника.

– Как! Это тот черный человечек, которого вы сшибли с ног у кладбища?

– Именно, мой милый. Понимаете ли, он очень мешал ему. К несчастью, я не раздавил его в лепешку. Он, по-видимому, выздоровеет и еще наделает кардиналу неприятностей.

– Вот как! А я еще осадил мою лошадь, которая чуть было не смяла его. Ну, отложим это до следующего раза…

– Он должен был, скупец, заплатить мне за этого советника!

88